Экскурсии по Петербургу

Рубенс неоднократно писал сцены охот: на льва, на льва и тигра, даже на крокодила и бегемота. Разумеется, он интересовался дикими животными и никогда не упускал случая зарисовать редкого зверя. Один из первых биографов Рубенса в этой связи рассказывает следующее: однажды в Антверпен приехала ярмарка, на которой, в частности, показывали диких львов.

Рубенс, человек состоятельный, обратился к владельцу животных с просьбой за плату зарисовать их. Тот, конечно, согласился. И вот, когда художник начал рисовать, один из львов протяжно зевнул. Рубенса заинтересовало движение зверя, и он спросил хозяина: «Можно ли сделать так, чтобы лев зевнул снова? Я готов заплатить, сколько требуется».

Хозяин охотно принял деньги, подошел ко льву и легонько пощекотал пальцем его под подбородком. Лев зевнул снова. Рубенс, однако, не успел схватить его движение и попросил хозяина повторить еще раз. Тот повторил, но неохотно. Лев зевнул, однако на хозяина посмотрел неодобрительно. Рубенс, вновь не успевший все зарисовать, попросил повторить в третий раз. Но хозяин ответил: «Господин, не следует испытывать терпение льва, ведь это гордое и злопамятное животное». Щекотать зверя в третий раз от наотрез отказался.

«Однако, — добавляет биограф Рубенса, — через несколько дней, во время циркового представления, злопамятный лев разорвал своего хозяина на куски».

Пожалуй, одно из самых странных событий в истории Петербурга, знаменитая «шутовская свадьба» состоялась в 1740. По приказу императрицы Анны Иоановны шут Голицын, по прозвищу Квасник, был обвенчан с шутихой Бужениновой; для нелепой свадьбы на льду Невы соорудили целый дворец изо льда! Вот как описывает свадьбу французский дипломат: «Только здешняя страна может доставить развлечение в таком роде, какое устроила себе царица <…> Были призваны лопари, самоеды, калмыки, казаки; все они появились в маскарадных костюмах, образуя процессию более чем в 200 человек, предшествовавших или следовавших за новобрачными, заключенными в клетку, поставленную на слона. Одни ехали в телегах, запряженных волами; другие двигались в повозках, которые везли кабаны, свиньи, козы и собаки.» Первую ночь новобрачные провели в ледяной спальне; через специальные отверстия в ее стенах гости могли наблюдать за происходящим внутри.
По приказу императрицы поэт Сумароков написал приветственные стихи для новобрачных. Начинались они так: «Здравствуйте, женившись, дурак и дурка…» Столетие же спустя шутовскую свадьбу изобразил художник Валерий Якоби.

В былые времена Петербург частно называли (да и сейчас иногда называют) «Новым Амстердамом» из-за обилия рукотворных каналов. Туристы часто спрашивают: «Зачем же они вам в таком количестве?» Ответ — на картине («Никольский рынок», Е.Е.Лансере, 1901): Екатериниский канал (нынешний канал Грибоедова) буквально забит баржами, а в Никольском рынке (напротив Никольского Морского собора) идет оживленная торговля. Сейчас, увы, рынок закрыт, и кто знает, как сложится его судьба?

Перед вами — ранняя работа Васнецова, еще не открывшего для себя «сказочную» тематику. Название картины — «С квартиры на квартиру»: петербургские бедняки перебираются в новый угол. В дореволюционном петербурге жилье горожанами в основном нанималось, причем дороговизна была страшной. Пример из классической литературы: когда Обломов начинает перед свадьбой подыскивать хорошую квартиру, выясняется, что его имение в 300 душ приносит ему примерно восемь тысяч рублей в год, а хорошее жилье в Петербурге стоит не меньше четырех тысяч рублей!

Когда окажетесь на Невском проспекте, не забудьте полюбоваться на удивительный банк Вавельберга (архитектор Перетяткович). Только не пытайтесь сделать это из окна машины: фасады этого здания заслуживают тщательного, неторопливого исследования. Странные маски в виде птиц и бычьих черепов замечают все; на античные шлемы обращают внимание уже немногие. А вот чтобы найти едва намеченные мужские и женские фигуры (Адама и Евы?), нужно очень хорошо постараться.
Рассказывают, что когда Вавельберг пришел принимать готовое здание, он все обошел, осмотрел и заявил, что ему не нравится надпись на входных дверях. Надпись гласила: «Толкать от себя». «Это не мой принцип, — заметил прожженный коммерсант, — переправьте на «Тянуть к себе». Что и было сделано.

На постаменте памятника Николаю I, что на Исаакиевской площади, есть четыре барельефа с изображениями главных событий его царствования. Один из них — награждение Сперанского за составление Свода законов Российской империи в пятнадцати томах. Говорят, в это время известного острослова Александра Сергеевича Меншикова (правнука того самого, петровского Меншикова) спросили, где живется лучше, в России или во Франции? «Конечно, в России! — ответил Меншиков – причем в пятнадцать раз. Ведь во Франции только один том кодекса Наполеона, а у нас целых пятнадцать!».

Один из самых выразительных памятников в городе — Анне Ахматовой на набережной Робеспьера (скульптор Г. В. Додонова; между прочим, мастер спорта по прыжкам с парашутом). Место для памятника — напротив Крестов (главная тюрьма города; именно там держали сначала мужа Ахматовой, Николая Гумилева, потом сына, Льва Гумилева) — выбрано фактически самой Ахматовой, ведь создатели опирались на заключительные строки «Реквиема»:
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем — не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.

Каждый посетитель Эрмитажа (а посетить этот музей нужно обязательно!) должен помнить, что его залы дают весьма приблизительное представление о жизни царской семьи, ведь многие интерьеры до нас не дошли. Вот, например, детская сыновей Николая I (Иосиф Иванович Шарлемань, 1856). Ваши дети хотели бы такую же? Мои тоже. Увы, комната не сохранилась; что стало с шикарной моделью корабля, тоже неизвестно. Корабль, видимо, был подарен второму сыну Николая I, Константину, которого с детских лет готовили к службе во флоте.

Один выпускник Академии художеств рассказывал: «В 70-х, когда я был студентом Академии, нас регулярно водили на экскурсии в Русский музей. Разумеется, подолгу рассказывали про Репина, Сурикова, передвижников. Но мы с друзьями всегда ближе к концу потихоньку убегали смотреть на Семирадского [имеется в виду картина «Фрина на празднике Посейдона в Элевсине», иллюстрирующая легенду о знаменитой гетере]. Действительно, где еще в Советском Союзе можно было увидеть такую неприкрытую эротику? Однажды нас за этим поймали и устроили выволчку на комсомольском собрании».

Однажды пажи императора Александра I играли в Георгиевском зале Зимнего Дворца. Пажам было по 14-15 лет, совсем еще дети. И вот один из них, заигравшись, сел на императорский трон и стал, кривляясь, отдавать приказания, пародируя Александра. Вдруг он почувствовал, что кто-то берет его за ухо и сводит со ступеней престола. Паж посмотрел и обмер. Его выпроваживал сам государь, молча и грозно. Но испуганное лицо молодого пажа обезоружило Александра, и тот просто свел пажа с трона и отпустил, прибавив: «Мальчик мой, когда-нибудь ты подрастешь и поймешь, что сидеть на этом месте — совсем не так весело, как тебе кажется».